Лекция Михаила Хазанова «Архитектура и / или конъюнктура»
Михаил Хазанов – российский архитектор, Академик IAA (Международная академия архитектуры),Вице – президент Международной академии архитектуры (отделение в Москве (Евразия)), Вице – президент Союза Московских Архитекторов, советник Российской академии архитектуры и строительных наук, профессор МАРХИ, Руководитель архитектурно — планировочной мастерской ЗАО «Курортпроект» и «Персональной творческой мастерской архитектора Михаила Хазанова», лауреат премии Москвы, премий «Хрустальный Дедал», «Общественное признание» «Золотое сечение», «Архитектор года», «Репутация», имени архитектора С. Киселева, лауреат первых премий на открытых международных конкурсах во Франции, Нидерландах, Германии, России, награжден золотым знаком международной ассоциации Союзов Архитекторов, медалью имени архитектора В. Баженова.
В числе работ мастерской Михаила Хазанова многочисленные знаковые объекты архитектуры: здание Дома Правительства Московской области, офисное здание на Б. Грузинской, реконструкция здания «Мосархинформ» на Брестской, всесезонный горнолыжный комплекс «Снежком», Бизнес — центр в Тбилиси, новое здание Российского медиа центра , жилые поселки в Москве (Серебряный Бор), Московской области и Краснодарском крае (Хоста) и многие другие.
В программе мероприятия:
Мастер-класс, автограф-сессия, розыгрыш призов. Активные участники мастер-класса получат эксклюзивный календарь проекта «Архитектурный год» с автографом Михаила Хазанова. Посещение всех 12 мероприятий проекта позволит собрать автографы всех архитекторов проекта 2017 г.
Архитектурный год – масштабный проект компании AGC и Национального агентства по архитектуре и градостроительству, реализованный при участии 12 самых ярких представителей мира архитектуры.
В рамках проекта состоится серия из 12 мастер-классов от именитых архитекторов и гуру отечественной архитектуры, которые поделятся своим мнением, опытом и вдохновением и представят свой месяц в 2017 году.
Участие бесплатное. Для участия в мероприятии необходимо пройти процедуру РЕГИСТРАЦИИ
Архитекторы большого города. Михаил Хазанов
Михаил Хазанов в МАРХИ
Образование: Московский архитектурный институт (1976).
Работа: руководитель ООО «Персональная творческая мастерская Михаила Хазанова», руководитель Архитектурно-планировочной мастерской №7 ЗАО «Курортпроект», профессор МАРХИ (с 2007 года).
Регалии и звания: академик Международной академии архитектуры, лауреат премии «Хрустальный Дедал» 2005 года, лауреат премии «Золотое сечение» 2001 и 2003 годов.
О пропорциональном циркуле, немецких кубиках и батальных сценах
Страсть к архитектуре передалась мне от родителей — мамы-искусствоведа (Вигдария Хазанова — крупный исследователь советского авангарда, автор таких книг, как «Советская архитектура первой пятилетки» и «Клубная жизнь и архитектура клуба. 1917–1941». — БГ) и папы-архитектора (Давид Хазанов — один из теоретиков хрущевской стандартизации, автор павильона на Патриарших прудах. — БГ). Я с ранних лет любил наблюдать за работой отца. Помню такую картину: дача, пятна солнца на деревянном полу, над большим горизонтальным столом стоит отец в белой рубашке и чертит, вокруг него — множество чертежных инструментов, невероятно привлекательных на вид… Один из таких инструментов — пропорциональный циркуль — позже перешел ко мне по наследству. И я до сих пор бережно его храню. Не могу не вспомнить еще одну семейную реликвию — старинные немецкие кубики, дореволюционные. В детстве я играл в них часами, испытывая при этом невероятное упоение. Из них можно было строить все что угодно: замки, дворцы, церкви, даже мосты. Можно сказать, мой путь к большой архитектуре начался с этих вот кубиков.
Иллюстрация из инструкции к дореволюционным немецким кубикам, в которые Михаил Хазанов играл в детстве
В 1968 году я поступил на вечернее отделение МАРХИ. Через полгода хотел перевестись на дневное, но тут меня призвали в армию. Сперва я думал: не повезло. Но как же я ошибался! Военкомат направил меня в 11-й кавалерийский полк, дислоцировавшийся в Закарпатье. А я же завзятый лошадник. В юности часто ездил верхом: брал напрокат лошадь на Московском ипподроме или в «Сокольниках» — и вперед. До сих пор обожаю запах сена и конюшни. Поэтому, прибыв в часть, я был абсолютно счастлив.
Наш полк участвовал в грандиозных батальных съемках для фильмов «Ватерлоо», «Бег», «Князь Игорь». Это было клево! Вообще, за два года службы в кавалерии я ни разу не пожалел о вынужденном перерыве в обучении.
О МАРХИ, «рабстве» и плове из «Узбекистана»
Демобилизовавшись в 1971 году, я вернулся в МАРХИ. Учителя попались замечательные: Борис Бархин, Андрей Некрасов, Владимир Тихонов. Они довольно быстро вернули меня к нормальной архитектурной жизни, хотя, признаться, не без усилий.
Вспоминаю то время с огромной теплотой. В МАРХИ была атмосфера товарищества и взаимопомощи, так что мы учились не только у преподавателей, но и друг у друга. Я и до сих пор регулярно посещаю институт, уже в качестве педагога. Не хочу расставаться с этим местом. Неприятной неожиданностью стало известие о том, что Минобрнауки записало МАРХИ в неэффективные вузы. С какой стати? Правильно ли измерять эффективность вуза количеством иностранных учащихся? Ползут страшные слухи, будто здание на Рождественке хотят отнять. То и дело слышу: «Банк Москвы», рейдерский захват… Вроде бы полный бред, но в наше смутное время чего только не бывает.
Но я отвлекся. Шел 1976 год, мой курс вовсю готовился к сдаче диплома. Темой моего дипломного проекта была реконструкция сада «Эрмитаж». Тогда в МАРХИ еще была жива такая традиция, она называлась рабством — студенты младших курсов и знакомые выпускники помогали дипломникам с проектами, совершенно бескорыстно. Среди моих «рабов» были Михаил Белов, Вячеслав Овсянников, Сергей Скуратов и еще пара десятков прекрасных девушек. Работали все с большим увлечением — плов из «Узбекистана», выпивка. Сидели в знаменитом доме на Трубной (мастерские МАРХИ на Трубной, в которых студентам выделялись помещения для работы над дипломными проектами, находились в соседнем доме с кулинарией ресторана «Узбекистан». — БГ). Ходили туда как в клуб. В общем, от этих дней у меня осталось много прекрасных воспоминаний.
Михаил Хазанов в МАРХИ
Об ателье «Татьяна», театральном квартале, параллельных мирах и несложившейся поездке в Париж
В 70–80-е годы архитекторы как бы существовали одновременно в двух параллельных мирах: была андерграундная жизнь — это тусовки с бардами, диссидентами, запрещенными писателями, тиражирование самиздата, участие в концептуальных конкурсах; и была жизнь обычная, советская — служба в учреждении, походы на всесоюзные демонстрации 7 ноября и 1 мая (за это давали отгулы). Общий настрой тоже был двоякий: мы мечтали о свободе, но в то же время и помыслить не могли, что советский строй когда-нибудь рухнет. Жить в этих параллельных мирах, которые порой волею судьбы каким-то причудливым образом пересекались, было очень сложно, но народ привык и, кажется, даже получал от этого какое-то мазохистское удовольствие.
По окончании института меня распределили в «Моспроект-1». Шел я туда с большим предубеждением — перспектива заниматься тупой привязкой типовых проектов меня отнюдь не радовала. Но мне снова повезло. Я попал в удивительную мастерскую Виктора Лебедева. Архитектурный состав мастерской был, как бы сейчас сказали, звездный: Александр Ларин, Александр Цивьян, Евгений Асс, Борис Шабунин. Занимались там в основном индивидуальными пристройками к типовым жилым домам в Перовском районе Москвы. Дело в том, что индивидуальные пристроенно-встроенные объекты не надо было выносить на градсоветы, поэтому тут была возможность оригинальничать. Мне досталось несколько таких объектов. Самый любимый — ателье «Татьяна» на улице Плеханова. Это была моя первая реализация. Я тогда повез маму с папой на осмотр. И вот мы стоим напротив моего зиккуратообразного ателье, обсуждаем. Вдруг мимо проходит пожилая супружеская пара, и мужчина, заметивший, в какую сторону мы смотрим, громко произносит: «Только в пьяном угаре можно было построить эдакую уродину!» Через несколько лет, уже в эпоху великих похорон, на одном из фасадов появилась надпись «Мавзолей Брежнева». Народ моих потуг не оценил.
Ателье «Татьяна» на улице Плеханова, архитектор — Михаил Хазанов
А в «параллельном мире» тем временем происходили замечательные события: в 1977 году был объявлен большой международный конкурс под эгидой ЮНЕСКО на проект идеального театра — он назывался «Театр будущих поколений». Меня пригласили в команду от МАРХИ. Руководителем нашей группы был Илья Лежава. Кроме меня туда еще входили Татьяна Арзамасова (позже ставшая членом художественной группы AES+F. — БГ), Михаил Белов, Вячеслав Овсянников и Владимир Ломакин. Суть нашего предложения состояла в том, чтобы объединить Большой театр, Малый театр, Театр оперетты и Детский театр в «Театральный квартал» и развить между улицами Петровка и Малая Дмитровка и от площади Большого театра до театров сада «Эрмитаж» такой московский театральный променад. Над этим проектом мы работали на чердаке МАРХИ, буквально день и ночь. Сделали гигантский макет. И отчего-то все были уверены в победе. Поэтому я нисколько не удивился, когда мне позвонил Илья Лежава: «Только не падай, звонили из Парижа, у нас первая премия».
С отъездом за премией в Париж мы опоздали. Что немудрено — нас тогда просвечивали по полной: требовали справки из психушки, из вендиспансера, заставляли отвечать на каверзные вопросы спецкомиссии о съездах КПСС. Но в 1979 году нас все-таки выпустили в премиальную поездку в Нидерланды, из которой мы все как один, вопреки прогнозам друзей и недругов, вернулись.
О реконструкции Арбата и Окуджаве
В 1979 году я перешел в «Моспроект-2», под начало Евгения Пхора. В этот момент Евгений Борисович как раз набирал команду для работы над проектом комплексной реконструкции исторических кварталов, примыкавших к пешеходной зоне «Старый Арбат» (концепция пешеходной зоны тогда разрабатывалась научным отделом НИиПИ Генплана Москвы под руководством Алексея Гутнова. — БГ). Комплексная реконструкция включала реставрацию, реконструкцию, воссоздание, капремонт, а также ограниченное новое строительство в пределах каждого квартала. Городские власти и моспроектовские начальники до поры до времени не особо за нами смотрели, но в какой-то момент спохватились, и работы были остановлены.
Дело в том, что тогда никто не хотел всерьез заниматься проблемами реконструкции — нужна была только парадная пешеходная зона с мощением, фонарями и ярко окрашенными фасадами. Над арбатской застройкой нависла реальная угроза сноса. Тогда с помощью Аллы Гербер мы упросили Булата Окуджаву написать что-нибудь резкое в защиту рядовой застройки арбатских дворов и закоулков. Булат Шалвович не слишком верил в успех этого предприятия, но тем не менее согласился. Его эссе вышли в газете «Советская культура» и в журнале «Декоративное искусство СССР». И это все перевернуло — снос был отложен: «Советская культура» была органом ЦК КПСС, поэтому все, что там печаталось, воспринималось как директива, а «Декоративное искусство СССР» был в то время чуть ли не самый модный журнал, который читали все культурные люди. Однако, как оказалось, это была лишь временная победа. Вскоре начался период «имиджевых уникальных ансамблей и парадных городских площадей», и тема сохранения наследия снова отошла на задний план.
О траурном оформлении Колонного зала, а также санаториях, пансионатах и гостиницах
Через какое-то время Евгения Пхора тихонько «ушли». Народ разбежался кто куда. Я перешел в другую моспроектовскую мастерскую, занятую в проекте реконструкции Павелецкого вокзала. В этой мастерской нам с еще несколькими архитекторами, вместе со мной пришедшими из «Моспроекта-2», почему-то поручили сверхответственный проект постоянного траурного оформления Колонного зала Дома союзов — тогда как раз один за другим принялись умирать вожди. Кстати, ни одно наше предложение по траурному оформлению Колонного зала, даже самое политкорректное, не прошло идеологического контроля — кому-то они казались не то слишком авангардными, не то слишком арьергардными.
А в «Союзкурортпроект» (сегодня — ЗАО «Курортпроект». — БГ), где я работаю по сей день, я попал случайно. Зашел как-то после надзора на Павелецком вокзале в «Курорт» — меня пригласил архитектор Лев Мисожников (один из авторов здания ИНИОН РАН на «Профсоюзной». — БГ) — и совершенно обалдел: там архитекторы Игорь Василевский, Юрий Стефанчук и конструктор Нодар Канчели вовсю проектировали санаторий «Дружба» в Крыму, знаменитую «летающую тарелку» на трех ногах. Ничего подобного ни в одном из «Моспроектов» я никогда не видел. И я понял, что хочу работать здесь во что бы то ни стало.
Сразу начались командировки: санатории, пансионаты, туристские гостиницы проектировались и строились во всех концах СССР. Где только не довелось побывать. Как-то раз без заезда в Москву пришлось самолетом отправиться в Хабаровск, оттуда на перекладных в уссурийскую тайгу, в Кульдур, потом из Хабаровска опять самолетом в Наманган, дальше на чем-то нестись в санаторий «Чартак» на границе Узбекистана и Киргизии… Везде приходилось что-то рисовать буквально на коленке, кому-то что-то доказывать. Это было страшно интересно и романтично.
Офисное здание на Большой Грузинской, 2002
Жизнь в «параллельном мире» тоже не стояла на месте: рождение «бумажной архитектуры» (феномен советской архитектуры 1980-х годов, связанный с внезапным всплеском моды на зарубежные концептуальные конкурсы. — БГ), миттерановские конкурсы на парк Ла-Виллет, на Тет Дефанс, на оперу «Бастилия». Где-то с начала 1980-х я начал от всего этого постепенно отстраняться. Дело в том, что концептуализирование к тому времени оформилось в отдельный жанр архитектуры, и представители нашего поколения оказались перед выбором — продолжать играть в конкурсы или уйти в практику. Я выбрал практику.
В 1989 году на меня свалился большой объект — курортная зона «Золотой пляж» в Крыму: познакомился в Феодосии с одним человеком, которому срочно требовались свободные архитекторы… Решил делать его самостоятельно. А в тот момент Союз архитекторов как раз начал организовывать персональные творческие мастерские. Так появилась «Персональная творческая мастерская Михаила Хазанова».
А в 1991 году с легкой руки Владимира Вайнштейна (руководитель ЗАО «Курортпроект» с 1994 по 2006 год. — БГ) была организована Архитектурно-планировочная мастерская №7, во главе которой поставили меня. С этого времени «Персональная творческая мастерская Михаила Хазанова» и мастерская №7 стали развиваться параллельно. Функции распределились так: конкурсные, экспериментальные проекты выполняла, как правило, «Персональная творческая мастерская», а стадии «проект» и «рабочая документация» — мастерская №7 ЗАО «Курортпроект».
О Большом театре, правительственном квартале и российских конкурсах
В 1999 году мы победили в конкурсе на реконструкцию здания Большого театра. Среди соавторов был и человек, не работавший в наших мастерских, — Михаил Белов. Участвовать в этом конкурсе мы решили по ностальгическим мотивам: в ходе работы над проектом «Театра будущих поколений» мы неплохо изучили Большой и Театральную площадь. Конечно, мы и представить себе не могли, какой головной болью все это для нас обернется. В определенный момент мы с Беловым вынуждены были дистанцироваться от этого проекта, в числе прочего из-за того, что эта громадина не позволяла нам заниматься уже ничем другим, а объекты все шли и шли — начинался строительный бум. В итоге получилось так, что от всех наших затей в ходе реализации остались только остекленная щель и инсталлированный портик на заднем фасаде театра… Проект делало такое количество народу, там было столько переработок, что не совсем понятно, кого считать автором.
Еще одно разочарование — проект правительственного квартала в «Сити». В 2002 году был объявлен международный конкурс. Мы с моим главным архитектором Антоном Нагавицыным ввязались в него буквально за неделю до сдачи. В первом открытом туре конкурса участвовало 59 команд, и из них только 12 российских — уже начиналось повальное увлечение нашего высшего начальства импортными брендами и иностранными архитекторами. Зная об этом, мы решили схитрить и выдали себя за иностранцев: сделали все подписи на английском языке. Не знаю, помогла нам эта хитрость или нет, но нам досталась первая премия. В результате проекту в «Сити» мы отдали без малого 10 лет, а потом выяснилось, что Мосгордума и правительство Москвы никуда из центра переезжать вообще не собираются — объект был продан частной компании и сегодня уже окончательно вышел из нашего поля зрения.
Вообще, российские конкурсы — это песня! Какой ни возьми, все кончалось либо полным провалом, либо вытеснением победителя из проекта. С принятием 94-го ФЗ ситуация с конкурсами дошла до полного абсурда: сейчас на каждую стадию проектирования — я имею в виду гособъекты — надо проводить отдельный тендер, причем главным отборочным критерием во всех случаях будет являться стоимость работ, а не качество проектного решения. Маразм полный! То есть человек, который стоит в самом начале пути, никак не может быть уверен в том, что ему удастся довести этот проект до конца и что его концепция останется без изменений.
О статусе профессии и скандале вокруг музея ГЦСИ
К сожалению, архитекторов у нас не уважают. По сравнению с теми же 1970-ми годами статус профессии упал неимоверно. И главное, все норовят тебя учить. Одна из замечательных особенностей времени состоит в том, что не осталось границ между профессионалами и непрофессионалами. Шоумены с апломбом рассуждают по телевизору о политике и экономике, политики — о музыке и искусстве, химики и физики — об архитектуре и градостроительстве. Сегодня, если ты медийная фигура, ты автоматически специалист во всем. А такого не может быть, не бывает специалистов во всем.
Наглядный пример — пиар-скандал вокруг нашего с Михаилом Миндлиным (генеральный директор ГЦСИ. — БГ) проекта музея современного искусства в составе ГЦСИ. Сперва музей проектировался на Зоологической улице. По нашему проекту уже реконструирован старый фабричный корпус, который сегодня и занимает ГЦСИ. И пока речь шла о реконструкции с небольшим количеством экспозиционных площадей, все помалкивали, никто не возмущался. Но когда наши московские и федеральные начальники приняли решение перенести проект с Зоологической улицы на место исчезнувшего Бауманского рынка, тут такое началось… Уже при новом руководстве города состоялся очень представительный архитектурный совет Москомархитектуры, на котором наш проект был одобрен с небольшими замечаниями. И только мы приготовились его дальше развивать — как в сентябре 2012 года группа арт-менеджеров на рабочей группе при Минкульте дружно накинулась на идею строительства музея на Бауманской. Видимо, программа развития ГЦСИ и музея задела какие-то бизнес-интересы арт-менеджмента. Понимаете, современное искусство — серьезный бизнес. Известно, что частные коллекционеры куда охотнее дарят и продают свои коллекции государственным музеям, чем частным лавочкам: государство, может быть, не лучший хозяин, но по крайней мере может гарантировать целостность коллекции, а у частников всегда может случиться так, что коллекцию растащат. Так что частному арт-бизнесу совершенно не нужен большой государственный музей современного искусства.
Картина была бы интересная, даже забавная, если бы все это не касалось нашего объекта. Как-то грустно наблюдать за боями хорошего с еще лучшим, когда речь идет об искусстве. Пусть бы цвели все цветы — и государственные, и частные, — но нет. Началась борьба за влияние, власть и деньги. Нас осыпают обвинениями в непрофессионализме и лужковщине. Но откуда бизнесменам и чиновникам знать, что такое профессионально или непрофессионально сделанный проект?
Если говорить в целом, то ситуация с архитектурой в нашей стране сегодня попросту аховая. Архитекторы давным-давно лишены какой бы то ни было градостроительной инициативы и каких бы то ни было прав и рычагов управления строительством, и в этой ситуации просто нечестно говорить об ответственности архитекторов за качество жизни в наших городах. Это как в старорежимной детской песенке: «Повар пеночку слизал, а на кисоньку сказал».
Но рано или поздно все, конечно, должно войти в какое-то цивилизованное русло. Общество должно понять, что главная и глобальная ценность нашей архитектурной школы — профессионализм. И вообще, что общество должно любить своих архитекторов. И тогда у наших городов, поселений и деревень появится шанс вырваться из депрессии.
